ЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА
ЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА (ЛАЯз), проблемная группа, созданная в 1986 при Институте языкознания РАН по инициативе и под руководством докт. филол. наук, а с 1990 члена-корр. РАН Н.Д.Арутюновой, представляющая направление лингвистических исследований, в котором используются методы и категории логики и концептуального анализа языка в его отношении к мышлению и знанию.
Разнонаправленность теоретической мысли в лингвистике в 1960–1980-е годы во многом определялась взаимодействием лингвистики со смежными областями знания – гуманитарными и негуманитарными: филологией, литературоведением, психологией, антропологией, гносеологией, семиотикой, математикой, классической и математической логикой. Разрабатывались многочисленные методики формального анализа языка: метод структурного и математического анализа, дескриптивная и генеративная лингвистика, модель описания языка «от смысла к тексту», дистрибутивный и компонентный методы анализа, функциональная грамматика, прагматический метод и др.
Теоретическая лингвистика не была отделена от разработки процедур формального анализа, необходимых для практических целей автоматического анализа текста, нашедших позднее применение в компьютерных операциях с языком. Более того, теория языка в известной мере была им подчинена.
Выбор логического подхода к описанию языка был мотивирован тем, что в основе языка лежит единая и неизменная система человеческого мышления, доступ к которой возможен только через анализ естественных языков, сколь бы разнообразны ни были их структуры и их звуковой облик. Не случайно у истоков логической мысли лежит анализ языка: сам термин логика, введенный стоиками, обозначал словесное выражение мысли (logos). В ранних греческих грамматиках категории логики и их языковые аналоги обозначались одними и теми же терминами: onoma означало и имя существительное, и субъект суждения (подлежащее предложения), слово rhema могло быть отнесено и к глаголу как части речи, и к предикату суждения (сказуемому). Таким образом, обращение к логическим основаниям языка, как считал организатор группы, должно было способствовать преодолению или уменьшению методического и концептуального разброса в подходах к языку и приближению к его сущности. Это оправдалось лишь отчасти.
Диапазон лингвистических исследований в 1980–1990-е годы неукоснительно расширялся. После длительного периода преобладания структурного подхода к языку, исключавшего обращение к природе человека, началась вторичная гуманизация лингвистики. В фокус ее интересов вошло отражение в языке всего духовного содержания и опыта человека, не ограниченного ментальной сферой, но включающего весь его внутренний образ – эмоциональные состояния, этические принципы, процессы чувственного и эстетического восприятия мира. Одновременно был сделан акцент на прагматическом аспекте функционирования языка, и прежде всего на коммуникативных целях высказываний. Различие целей (явных и скрытых) требует различий в средствах. Полифункциональность языка оборачивается его противоречивостью. Возможно, наибольшее противоречие определяется связью языка со структурой мышления, с одной стороны и ситуациями жизни – с другой. Связь языка со структурой мышления проявляется в формировании суждения (пропозиции), связь с ситуациями жизни и психологией человека проявляется в формировании пропозициональных установок – коммуникативных целей, подчиняющих себе пропозицию. Язык постоянно балансирует между упорядоченностью мышления и неупорядоченностью интенсиональных (внутренних) состояний человека и жизненных положений. Говорящему нередко приходится управлять потоком речи, меняя его направление на ходу и по ходу развития мысли и изменения коммуникативных ситуаций. Чтобы облегчить эту задачу, язык вырабатывает определенные конвенции и стратегии, которые помогают говорящему ввести высказывание в прагматическую рамку, с одной стороны, и осуществить координацию его внутренних составляющих, прежде всего модуса, выражающего отношение суждения к действительности, и самого суждения (диктума) – с другой.
Итак, в образовании высказывания участвуют разнородные факторы: категории мышления, фонд общих знаний и представлений о мире говорящего и адресата, системы ценностей – личных и социальных, «житейская логика» и логика практического рассуждения, психологические механизмы, сознательно или бессознательно действующие во внутреннем мире говорящих, внеязыковая действительность, входящая в сообщение, непосредственная коммуникативная ситуация, цель, явная или скрытая, с которой делается сообщение (его «иллокутивная сила») и др. Обращение языковедов к этому комплексу вопросов отражает существенное расширение интересов лингвистики, поставившей задачу изучения языка не в отвлечении от жизни, а в погруженности в нее. Достижение этой цели потребовало выхода за пределы формальных методов и установления более тесных контактов с гуманитарным знанием – философией, психологией, социологией, антропологией. Логический анализ естественного языка в этом новом контексте также раздвинул свои рамки, включив в свой репертуар категории прагматики. Аналогичное расширение коснулось и семантического аппарата, применяемого теперь не только к значениям конкретных слов того или другого языка, но и к концептам, нередко распределенным между разными словами и словосочетаниями.
В первый период своей работы (1986–1989) интересы группы ЛАЯз были сосредоточены именно на указанной выше проблематике, прежде всего на отношении ментальных и перцептивных глаголов (знать, видеть, слышать, считать, полагать, верить, веровать, думать) к пропозиции (суждению), влияющем на истинностное значение высказывания: Я думаю (верю, полагаю, знаю, сомневаюсь), что ты говоришь правду.
Тема пропозициональных установок, выражающих отношение говорящего (шире, субъекта установки) к истинности суждения, выдвигает много проблем. К ним относятся: распределение установок по категориям (ментальные, сенсорные, или перцептивные, волитивные, прескриптивные и др.), взаимодействие установок с разными типами пропозиций, отношение между мнением говорящего и мнением субъекта установки при передаче чужой речи, сфера действия отрицания и возможность его «подъема» (ср.: Я думаю, что он не приехал и Я не думаю, что он приехал), введение в зависимую пропозицию вопросительных местоимений (Я знаю, кто пришел, но *Я думаю, кто пришел), вид, время и модальность зависимой пропозиции, возможности инверсии высказываний (Известно, что Петр уехал – То, что Петр уехал, известно), возможности перенесения коммуникативного фокуса с пропозиции на глагол пропозициональной установки и наоборот (работы Н.Д.Арутюновой, Т.В.Булыгиной М.А.Дмитровской, Анны А.Зализняк, Е.В.Падучевой и др.). Особенно пристально рассматривалось отношение между ментальными предикатами знания и веры (работы М.Г.Селезнева и А.Д.Шмелева). Таким образом, первый период работы группы проходил под знаком логико-прагматической проблематики; см. в Библиогр. публикации №№ 1–6.
Однако лингвистическая мысль в последние десятилетия 20 в., как уже упоминалось, не ограничивалась обращением к логико-прагматическому аспекту языка. Она развивалась в сторону концептуального анализа, прежде всего анализа культурных концептов, начатого Л.Витгенштейном, Г.Х. фон Вригтом, М.Хайдеггером, Х.Г.Гадамером, М.Бубером, а в нашей стране – Н.А.Бердяевым, Г.П.Федотовым, П.А.Флоренским, Ф.А.Степуном, А.Ф.Лосевым и др.
Культура является для человека «второй реальностью». Он создал ее, и она стала для него объектом познания, требующим особого – комплексного – анализа. Культура тесно связана с создавшим ее народом. В ее арсенал входит набор общечеловеческих мировоззренческих понятий, определяющих «практическую философию» человека, таких, как истина, правда, ложь, свобода, судьба, зло, добро, закон, порядок, беспорядок, долг, грех, вина, добродетель, красота и др. Вместе с тем каждое из этих понятий национально специфично. Инвариантный смысл названных слов и их коннотации вырисовываются на фоне контекстов их употребления, формирующих то, что можно условно назвать «языком» (или «грамматикой») того или другого концепта. Не случайно современные философские школы – феноменология, лингвистическая философия, герменевтика и др. – постоянно апеллируют к языку. Действительно, этимологии слов, круг их сочетаемости, типичные синтаксические позиции (ср. судьба играет человеком), семантические поля, оценки, образные ассоциации, метафорика (напомним слова пушкинского Скупого рыцаря: Иль скажет сын, Что сердце у меня обросло мохом, Что я не знал желаний, Что меня И совесть никогда не грызла, совесть, Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть, Незваный гость, докучный собеседник) – все это создает для каждого понятия особый «язык», дающий возможность осуществить реконструкцию концепта, определить его национальную специфику и место в обыденном сознании человека. Подчеркнем, что изучение культурных концептов важно еще и потому, что они выполняют функцию своего рода посредников между человеком и той действительностью, в которой он живет.
Концептуальный анализ, наряду с логическим и логико-прагматическим, определил второе направление работы группы ЛАЯз. В 1990 была проведена большая конференция, посвященная культурным концептам (см. Библиогр. №№ 7, 9), во многом определившая последующие исследования лингвистов в этом направлении. В декабре 1991 группа «ЛАЯз» совместно с Научным советом по истории мировой культуры при Президиуме РАН организовала большую конференцию «Понятие судьбы в контексте разных языков и культур». В ней приняли участие, наряду с лингвистами, также философы, логики и филологи (см. Библиогр. № 14). Вокруг центрального понятия – судьбы – группируются термины, интерпретирующие все то, что происходит с человеком помимо его воли: рок, фатум, доля, удел, жребий, случай, фортуна. предопределение и некоторые другие.
Анализ концептуального поля СУДЬБЫ рассматривался на материале разных и разносистемных языков: индоевропейских и неиндоевропейских (китайского, вьетнамского), а также в контексте разных культур – древних и современных (Месопотамии, Египта, Древней Греции) и в разных философских и религиозных системах – исламе, конфуцианстве, древнекитайской философии, в русской религиозной философии и др. Особое внимание уделялось славянским языкам и народной культуре; ср. публикации С.Е.Никитиной, С.М.Толстой. Концептуальное поле судьбы обширно. «Судьба» определяет один – личностный и субъективный – полюс «практической философии» человека. Другой – объективный – полюс образует понятие «истины».
Между ИСТИНОЙ и СУДЬБОЙ расположены три группы важных понятий: ДЕЙСТВИЕ, МЕНТАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ и РЕЧЕВОЕ ДЕЙСТВИЕ. Их объединяет концепт ДЕЙСТВИЯ, формирующий мир жизни, в котором человек выступает в роли агенса сознательной деятельности. Если судьба предопределяет человеческую жизнь, то действие ее создает. Первая не терпит выбора, второму предшествует выбор цели. Если судьба исключает человека из центральной позиции субъекта, то синтаксис действий – реальных, ментальных и речевых – обнаруживает антропоцентризм языка.
Этот – третий – комплекс проблем обсуждался на конференциях 1991–1993 (см. Библиогр. №№ 10–13). Цель этих конференций состояла в последовательной категоризации действий с целью последующего использовании моделей действий при изучении ментальных актов и речевой деятельности человека. Именно через действие человек вступает в активные отношения с реальностью. Развитие этих отношений упорядочивает понятие о естественных родах, создает артефакты, формирует нормы существования человека в природной и социальной среде. Действие – это координационный центр, регулирующий отношения между человеком и миром. Не случайно к миру приложимо определение действительный, а сам он (его состояние) называется существительным действительность.
Переход от действий как таковых к речевым актам осуществляется легко и естественно. Прямое отождествление некоторых видов речевых актов с действием восходит к известной теории перформативов, обоснованной Дж.Остином в начале 1960-х годов. Перформативом (от лат. performo 'действую, совершаю') Остин называл речевые акты, равноценные поступку, такие, как клятвы, обещания, приговоры, присвоение имен и т.п. Перформатив близок ритуалу, церемонии. Но дело не только в перформативах. Сама структура речевого акта в основных чертах воспроизводит модель действия: в ней присутствует намерение, цель и производимый эффект (результат). Есть области, в которых вся совокупность действий сводится к речи. Это политика и дипломатия, управление и юриспруденция, дело- и судопроизводство. Более того, в них часто стираются границы между письменными и устными речевыми действиями: заключать мир (договор), давать предписания, выражать протест и пр. И тем и другим свойственны намерения, мотивы, цели – явные и скрытые, побочные эффекты, результаты – прямые и косвенные, следствия, оценки – утилитарные и этические. Человек несет ответственность как за речевые, так и за неречевые действия, если они нарушают принятые нормы поведения. И те и другие могут служить основанием для обвинения; и те и другие нуждаются в оправдании. И речевые и неречевые действия развертываются во времени, и те и другие имеют начало и конец, завершение. Для тех и других вырабатываются стратегии осуществления, объединяющие речевые и неречевые акции: слово может стимулировать дело, а действие – слово.
Несмотря на аналогию слов и дел, речевых актов и поступков, речевые действия специфичны. Их основной отличительной чертой является адресованность. Речевое действие обращено к «другому» – личному или социальному адресату, знакомому или незнакомому, современнику или будущим поколениям, самому себе (т.е. отчужденному от «Я» – «другому»), душам умерших, наконец к Богу или Святому. Речь, сказанная в «абсолютную пустоту», не является речевым действием. Между речевым актом и действием существует обратная связь. Свойства высказывания влияют на структуру действий, входящих в контекст межличностных отношений. Этикет и ритуал характеризуют как речевое, так и неречевое поведение человека. Высказывание, обращенное к адресату, приобретает черты речеповеденческого акта, а поведенческий акт, рассчитанный на восприятие его другим, всегда семиотичен, т.е. подлежит интерпретации. Не случайно спрашивают «Что значит ваш поступок?», приравнивая этим поступок к словам.
Другой еще более важной чертой, отличающей речевое действие от неречевого, является наличие в нем суждения (пропозиционального содержания) – полного или редуцированного, участвующего в осуществлении действия. Так, от речевых актов может быть сделан шаг к ментальным действиям, отвлекающим речевой акт от категории времени, ибо суждение атемпорально. Благодаря наличию пропозиционального содержания речевые действия могут получать не только этическую и утилитарную, но и истинностную оценку.
Поставим вопрос: всякая ли пропозиция (суждение) имплицирует наличие характерной для речевых актов коммуникативной цели? По-видимому, нет. Истинные общие суждения об устройстве Вселенной (типа Земля имеет форму шара) наименее приспособлены к вхождению в повседневную коммуникацию. Они, однако, охотно включаются в контекст ментальной деятельности, в котором получают функциональные характеристики, становясь аксиомами, посылками, тезисами. гипотезами, подтверждениями, опровержениями, доказательствами, теоремами, доводами, аргументами и контраргументами и т.п. Ментальный акт, пока его содержание не стало общей истиной, не освобожден от мыслящего субъекта: установка на истину не препятствует диалогичности. Функции ментальных актов оказали глубокое влияние на формирование иллокутивных сил, отвечающих теоретическому дискурсу, – полемике, спору, дискуссии, судебному разбирательству и др.
Итак, речевые акты имеют черты общности с неречевыми действиями – с одной стороны, и с ментальными актами, с другой. С первыми их сближает, прежде всего, целенаправленность, со вторыми – наличие пропозиционального содержания. Речевые действия выполняют роль посредника между ментальной и реальной деятельностью человека, образуя вместе с ними единый комплекс. Поэтому дискуссия о речевых действиях человека вошла в одну серию с обсуждением моделей действия и ментальных актов (см. Библиогр. №№ 10–13). Анализ моделей речевых и неречевых действий открывал два пути дальнейших исследований. Один вел в отвлеченную от времени ментальную сферу, другой – в сторону концептуализации времени в лексике и грамматике разных языков.
Четвертое направление работ группы «Логический анализ языка» составляет комплекс проблем, связанных с ИСТИНОЙ и ИСТИННОСТЬЮ (см. Библиогр. № 15). Понятие «истины» не однородно. Это обнаруживают те оппозиции, в которые оно может входит. Религиозная истина родилась из противопоставления земной реальности истинному (Божественному) миру, данному человеку в откровении. Истина может подразумевать также оппозицию сущности (идеи) и явления. Логическая истина противостоит ложному высказыванию и определяется соответствием суждения (ментальной категории) положению дел (действительности). В любом случае истина обладает признаками вечности (независимости от времени), неизменности, единственности и принадлежности к идеальному миру. Истина единственна, но она возможна, только если мир двойствен, т.е. если он распадается на мир реальный и мир идеальный. Идеальный мир отражает (или моделирует) реальный мир и в этом – логическом – смысле вторичен. В отличие от религиозного и философского понимания истины, основывающихся на оппозиции материи и духа, феномена и ноумена, логическое противопоставление истинных и ложных высказываний обусловлено природой человека как познающего субъекта, с одной стороны, и как субъекта речи – с другой. Говорящий постоянно ищет баланс между неполнотой информации и необходимостью вынести о ней истинное суждение. Он избегает категоричности. Естественный язык живет в постоянной борьбе с двузначной логикой, расшатывает ее законы, скрывает и затемняет ясные смыслы, заменяя объективные суждения субъективными. Логика, со своей стороны, борется против естественного языка и вместе с тем постоянно к нему обращается. Набор естественноязыковых средств уклонения от истины очень велик. К их числу, кроме модальных слов, принадлежат многочисленные знаки приблизительности (более или менее, преимущественно и др.), необоснованные обобщения (вообще говоря, в общем и целом), знаки модальной неопределенности (как бы, как будто, точно, вроде, похоже), знаки количественной неопределенности (примерно, около, почти) и др. Эти и многие другие вопросы были рассмотрены на конференции, проведенной группой ЛАЯз в 1994 (см. Библиогр. № 15).
Изучение отношений между языком и временем стало предметом следующего – пятого – направления исследований группы ЛАЯз: «Язык и время» (см. Библиогр. № 18). Группа обратилась к таким проблемам, как концептуализация времени в лексическом фонде языка, отражение времени в его грамматической системе, влияние на устройство высказываний одномерности (линейности) времени и др. Ф. де Соссюр считал линейность речи одним из двух (наряду с произвольностью языкового знака) фундаментальных принципов, определяющих действующие в языке механизмы. К этому следует добавить однонаправленность движения времени. Таким образом, два свойства времени – линейность (невозможность ветвления, однонаправленность, одномерность) и необратимость движения составляют основные характеристики речи. Они оказывают глубокое воздействие на внутреннюю организацию языка, стремящуюся преодолеть налагаемые временем ограничения. В языке развиваются показатели дистанцированных (далеких) связей – служебные слова, знаки согласования и управления, местоимения, анафора, отсылающая к ранее упомянутым словам, и др. В конечном счете целостность высказывания, выражающего суждение, подавляет фактор времени. Протяженность – это характеристика речи, а не мысли.
Необходимо отметить, что, «подавив» время, логика включила его в сферу своих интересов. В рамках модальной логики были разработаны языки временных логик, формализующих изучение структуры динамического мира. Начало временным логикам было положено логикой действия и продолжено логикой прогноза, предметом которой является вероятностная оценка будущих событий. Эта проблематика также нашла свое отражение в работе конференции «Язык и время» (см. Библиогр. № 16).
Книга Язык и время посвящена памяти Никиты Ильича Толстого, открывшего конференцию докладом Изоморфность временных циклов и их магическое осмысление. Толстой посвятил целую серию исследований представлениям о времени в славянском мире, в котором отчетливо проступает «природная» интерпретация времени (ср. время в значении «погода»). Особое внимание на конференции было уделено особенностям концептуализации времени в славянском мире.
В 1998 совместно с Международным университетом природы, общества и человека «Дубна» была проведена конференция «Языки динамического мира» (см. Библиогр. № 19). На ней были рассмотрены лексические и грамматические способы концептуализации ДВИЖЕНИЯ в физическом, социальном и ментальном пространствах. Анализ выполнялся на материале современных и древних языков. Особое внимание уделялось символическим значениям движений в коммуникации, обряде и ритуале, а также в разных национальных и конфессиональных культурах и в художественных мирах (М.Кузмина, Вяч.Иванова, А.Платонова, В.Хлебникова, И.Бродского, О.Мандельштама, Б.Пастернака и др.).
В Дубне была проведена также конференция «Языки пространств», примыкающая к тематике времени и движения, но все же выдвигающая новый – шестой – комплекс проблем в исследованиях группы ЛАЯз (см. Библиогр. № 19). Были рассмотрены проблемы отношения пространства и времени как двух основных и противостоящих одна другой форм бытия материи: время динамично, пространство статично, время одномерно, пространство трехмерно. Время и пространство воспринимается человеком посредством восприятия материи. Пространство более «наглядно». Поэтому пространственная семантика первична и более экстенсивна, чем темпоральная. Слова, обозначающие положение в пространстве и параметры предметов (высокий и низкий, широкий и узкий, длинный и короткий, прямой и кривой и др.), их форму (круглый и продолговатый, квадратный и кубический и т.д.) и другие пространственные характеристики, участвуют в моделировании социальных и родовых отношений, внутреннего мира человека, его личной сферы, его этических характеристик, мифологических миров, научных знаний. Они являются источником бесчисленного множества метафорических значений, среди которых большую роль играет метафора пути, являющаяся ключевой в осмыслении духовной жизни человека и его целенаправленных действий. Модели предметно-пространственного мира и пространственной ориентации в нем человека (левое и правое, переднее и заднее, верхнее и нижнее) играют большую роль в познании непространственных объектов, понятий и категорий. На конференции (и в ее опубликованных материалах) большое место отведено семантике пространственных параметров и их переносным значениям в разных языках. Особое внимание уделяется лингво- и культуроспецифичным пространственным концептам (в дагестанских, африканских языках, языке северных селькупов и др.). Большой раздел посвящен образам пространства в художественных мирах разных авторов (Ф.Достоевского, А.Платонова, М.Кузмина, Ф.Тютчева, В.Хлебникова и др.). В книге опубликованы также статьи, посвященные логике пространства, принадлежащие перу крупнейшего логика и философа современности Г.Х. фон Вригта.
Большое место в работе группы ЛАЯз сыграл еще один – седьмой – комплекс проблем, которому была посвящена конференция 1996 года: «Образ человека в культуре и языке» (см. Библиогр. № 17).
Если Бог создал человека, то человек создал язык – величайшее свое творение. Если Бог запечатлел свой образ в человеке, то человек запечатлел свой образ в языке. Он запечатлел в языке все, что узнал о себе и о другом человеке: физический облик и душевный склад, свою боль и свою радость, свое отношение к предметному и непредметному миру. Он передал языку свое игровое начало и способность к творчеству. Язык насквозь антропоцентричен. Путь к осмыслению феномена человека лежит не столько через естественные науки, сколько через естественные языки. Передавая знание, язык формирует сознание. Не случайно основные направления философии 20 в. развиваются под знаком языка. Это объясняется тем, что объектом философской мысли стал человек. Натурфилософию сменила философия жизни.
Главным предметом обсуждения на конференции, посвященной языковому образу человека, стали концепты душа, дух, сердце, стыд, совесть, ум, рассудок и др. Они рассматривались применительно к разным культурным ареалам: русской народной культуре, античному миру, культурам Западной Европы (Испании, Швеции, Ирландии, Англии, Германии), северным народам (селькупам), странам Дальнего Востока (Корее, Китаю) и др. Темой ряда работ был образ человека в художественных мирах (Ф.Тютчева, В.Хлебникова, Б.Пастернака, А.Платонова и др.), а также в философской системе А.Ф.Лосева. Были рассмотрены разные аспекты феномена человека – перцептивный, ментальный, эмоциональный, волитивный, семиотический (национальная и универсальная семантика жестов и симптомов), социальный, коммуникативный, относящийся к действиям, моделям поведения и межличностным отношениям.
«Языки этики» составили седьмой комплекс проблем, вошедших в поле зрения группы ЛАЯз. Он непосредственно связан и является развитием предшествующей темы. Конференция, посвященная философии морали и этическим концептам, состоялась в 1998. Книга Языки этики, содержащая материалы конференции и посвященная памяти Татьяны Вячеславовны Булыгиной, талантливого лингвиста и постоянного участника семинаров и конференций группы «Логический анализ языка» (см. Библиогр. № 20). На конференции обсуждались проблемы философии нравственности, деонтической логики, типы деонтического дискурса (заповедь, проповедь, назидание, притча, законодательные акты и др.). Этическая оценка рассматривалась на общем аксиологическом фоне, т.е. в ряду других оценок (утилитарной, технической, гедонистической, или сенсорной, эстетической и др.). Большое внимание было уделено понятию деонтической нормы и его варьированию, а также влиянию веры и неверия, религиозных и социальных учений на нравственность человека как личности и как члена общества. В работе конференции приняли участие философы (Ю.А.Шрейдер, ныне покойный, А.А.Гусейнов, Р.Г.Апресян, Л.В.Максимов), логики (И.А.Герасимова), богословы (Х.Куссе, Германия, А.В.Жовнарович, Москва). Большое внимание было уделено анализу этических концептов, таких, как добро, зло, справедливость, стыд, совесть, долг, грех, позор, порок, добродетель, чистота и др. в разных языковых культурах – европейских и восточных (в частности конфуцианстве; см. статью Тань Аошуан). Рассматривалось также место деонтических (ценностных) суждений в языке религии, духовных стихах, художественной литературе и обыденной речи.
Конференция 1999 имела своим предметом семантику КОНЦА и НАЧАЛА, составившую восьмую область работы группы (Библиогр. № 21). На конференции были рассмотрены концептуальные поля, в центре которых стоят понятия «конца» и «начала», «старого» и «нового», «первого и «последнего». Понятие «концов» (разделение конца и начала – явление относительно позднее, и оба эти слова восходят к одному корню) лишь в малой степени свойственно природному миру (нельзя сказать *конец дерева, *конец ноги, *начало ствола и др.). Конец реки называется устьем, а ее начало – истоком, конец горы – вершиной, а ее начало – подножьем и т.д. Природа и ее составляющие мыслятся в терминах целого и его частей, а целое нейтрализует противопоставление начала и конца. Не случайно говорят о кончиках пальцев или кончике носа как о частичках соответствующих частей тела, а не об их границах. Лишь построение геометрических моделей мира, восходящее к Эвклиду и Платону (см. его диалоги Государство и Тимей), и представление о линейности и однонаправленности движения времени (см. выше) послужили основанием для формирования понятий «начала» и «конца», в равной мере приложимых как к течению времени и протекающим во времени процессам, так и к находящимся в пространстве объектам, имеющим признаки линейности и направленности (прежде всего, дорогам, путям, тропам, улицам и пр.). Наряду с понятиями «конца» и «начала» на конференции были рассмотрены также философские проблемы, побудившие обратиться к понятиям безначального и бесконечного (доклады А.В.Жавнеровича, В.И.Постоваловой, А.В.Рафаевой, а также Н.В.Солнцевой о понятии начала в древнекитайской философии). Естественно, что тематика конференции направляла внимание к следующим основным комплексам вопросов: проблеме вида глагола и возможности редукции продолженного действия к точке на временной оси, совмещающей начало и конец, семантике глаголов, их приставочным формам, а также сознательности или самопроизвольности начала и конца осуществляемых человеком действий. Особое внимание было уделено началу и концу поэтического текста в разных литературных школах (доклад О.Хансена-Лёве о «конце» у Хармса, А.Хакер – о начале и конце в Досках судьбы В.Хлебникова и др.). Была рассмотрена также «семантика обветшания», лежащая между «началом» и «концом», и «семантика обновления», расположенная между «концом» и «началом», а также многочисленные коннотации, сопутствующие понятию «конца» (ср. конец-завершение и конец-разрушение, конец как достижение цели и конец как невозможность ее достигнуть, конец-выигрыш и конец-проигрыш и др.).
Общее направление исследовательских интересов группы ЛАЯз – реконструкция моделей мира по данным естественных языков – привело к девятой в общем тематическом ряду проблеме: КОСМОС и ХАОС (концептуальные поля «порядка» и «беспорядка»), которой была посвящена конференция 2000. В задачи конференции входило рассмотрение двух противостоящих друг другу понятийных сфер, одна из которых формируется глобальным концептом «космоса» (космос, порядок, норма, закон, закономерность, гармония, организованность, аккуратность и др.), а другая – концептом «хаоса» (хаос, беспорядок, аномалия, девиация, отклонение, нарушение правила, бедлам, безалаберность, случайность, дисгармония и т.п.). Оппозиция порядка и беспорядка обсуждалась на конференции очень широко: применительно к миру жизни в его предметно-пространственном и временном аспектах, применительно к внутренней жизни человека – ментальной и эмоциональной, применительно к действиям человека и, наконец, к сферам социальной и культурной жизни, межличностных отношений, разных видов дискурса. Большое внимание привлекла к себе проблема эстетизации хаоса в художественных мирах, в частности дионисийский аспект хаоса в творчестве Вяч.Иванова, а также взаимодействие иррационального, стихийного начала, присутствующего в художественном творчестве, и эстетических требований, предъявляемых поэтической формой (ритмом, рифмой, метром и т.п.). В конференции, наряду с филологами, принимали участие физики, логики и философы: Е.Д.Смирнова, В.Г.Буданов, Л.В.Максимов, Е.Г.Веденова и др.
В июне 2002 группа ЛАЯз предполагает провести конференцию «Языки эстетики», посвященную концепту КРАСОТЫ и тому понятийному полю, центром которого он является. Этот – десятый – комплекс проблем должен завершить цикл, образуемый триадой ИСТИНА, ДОБРО, КРАСОТА, который был начат изучением понятия истины, продолжен этической проблематикой, а в 2002 должен закончиться изучением отражения в разных языках и культурах эстетических значений. Общая задача конференции – анализ и описание лексических, синтаксических, интонационных и других средств выражения эстетической оценки – положительной и отрицательной. В качестве материала предполагается использовать: современные тексты – искусствоведческие, художественные и публицистические, разговорную речь разных слоев общества, данные диалектов и фольклора, этимологии, исторические памятники, данные древних языков. Особое место будет уделено: 1) дефинициям концепта «красоты» в разных культурах и теориях искусства, 2) различию в эстетической оценке реальных объектов и их художественных образов в разных видах искусства (словесном, изобразительном, музыкальном), 3) границам эстетической оценки, 4) эстетической оценке природного и духовного мира, 5) отношению прекрасного к статике и динамике, хаосу и порядку, 6) метафорам и другим образным средствам выражения эстетической оценки разных типов объектов живой и неживой природы, 7) допустимости верификации суждений, выражающих эстетическую оценку, 8) диахроническим изменениям эстетических оценок в жизни и в искусстве.
В работе группы «Логический анализ языка» участвуют логики, философ, филологи и лингвисты. В первые годы в работе группы принимал участие логик Владимир Александрович Смирнов (ныне покойный), способствовавший самой ее организации. Состав группы не является стабильным. В ее семинарах и конференциях участвуют те специалисты, которым интересна данная проблематика. Среди постоянных участников можно назвать: Н.Д.Арутюнову, О. Ю.Богуславскую, Т.В.Булыгину (ныне покойную), В.Г.Гака, И.А.Герасимову, Г.В.Гриненко, В.П.Григорьева, М.А.Дмитровскую, Анну А.Зализняк, С.В.Кодзасова, О.А.Казакевич, И.М.Кобозеву, Г.И.Кустову, Г.Е.Крейдлина, И.Б.Левонтину, М.Ю.Михеева, С.Е.Никитину, Е.В.Падучеву, А.Б.Пеньковского, В.А.Плунгяна, Т.В.Радзиевскую, Е.В.Рахилину, Р.И.Розину, Н.К.Рябцеву, Е.Д.Смирнову, Ю.С.Степанова, Тань Аошуан, Н.А.Фатееву, И.Б.Шатуновского, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлеву, Т.Е.Янко и других.
Большую организационную работу, в частности по редактированию и подготовке к печати выпусков серии «Логического анализа языка», выполняют Н.К.Рябцева, Н.Ф.Спиридонова и Т.Е.Янко.
Режим работы группы ЛАЯз складывается из ежемесячных семинаров (последняя пятница каждого месяца), на которых обсуждается доклад одного из участников группы или приглашенного коллеги, ежегодных конференций (май – июнь) и публикации материалов конференций или рабочих совещаний, которые в первые годы проводились параллельно с конференциями. В семинарских дискуссиях участвуют преподаватели учебных центров и научные сотрудники исследовательских институтов. На конференции приезжают многие коллеги из разных городов России, Украины и Белоруссии: Калуги, Новгорода, Ростова-на-Дону, Калининграда, Дубны (где были проведены две конференции ЛАЯз, организованные совместно с Дубнинским университетом), Владимира, Рязани, Киева, Луганска, Хмельницкого, Минска и др. городов. Среди докладчиков на семинарах и конференциях можно назвать также многих зарубежных коллег: Д.Пайара (Франция). П.Серио и Д.Вайса (Швейцария), Д.Вандервекена (Канада), Б.Тошовича, Т.Ройтера, А.Ханссен-Лёве (Австрия), Й. ван Лёвен-Турновцову, Т.Анштатт, Х.Куссе (Германия), Р.Гжегорчикову (Польша), Дж.Лакоффа, О.Йокойаму, А.Ченки (США). А.Вежбицкую (Австралия), Ф.Джусти-Фичи, Р.Бенаккьо (Италия), Б.Нильссон (Швеция), П.Дурста-Андерсена (Дания) и др.
Публикации группы «Логический анализ языка»
1. Пропозициональные предикаты в лингвистическом и логическом аспекте. Тезисы докладов конференции. М., 1987.
2. Прагматика и проблемы интенсиональности. М. 1988.
3. Референция и проблемы текстообразования. М., 1988.
4. Логический анализ языка: Знание и мнение. М., 1988.
5. Логический анализ языка: Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М., 1989.
6. Логический анализ языка: Противоречивость и аномальность текста. М., 1990.
7. Концептуальный анализ: методы, результаты, перспективы. Тезисы докладов конференции. М., 1990.
8. Тождество и подобие, сравнение и идентификация. М., 1990.
9. Логический анализ языка: Культурные концепты. М., 1991.
10. Действие: Логические и лингвистические модели. Тезисы докладов конференции. М., 1991.
11. Логический анализ языка: Модели действия. М., 1992.
12. Логический анализ языка: Ментальные действия. М., 1993.
13. Логический анализ языка: Язык речевых действий. М., 1994.
14. Понятие судьбы в контексте разных культур. М., 1994.
15. Логический анализ языка: Истина и истинность в контексте разных культур. М., 1995.
16. Логический анализ языка: Язык и время. М., 1997.
17. Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке. М., 1999.
18. Логический анализ языка: Языки динамического мира. Дубна, 1999
19. Логический анализ языка: Языки пространств. М., 2000.
20. Логический анализ языка: Языки этики. М., 2000.
21. Логический анализ языка: Семантика начала и конца. М., 2002.
22. Логический анализ языка: Хаос и космос. Концептуальные поля порядка и беспорядка. М., 2002.
Кобозева И.М., Кустова Г.И. Хроника конференции «Языки пространств». – Известия РАН, серия литературы и языка, т. 56, 1997, № 6
Ковшова М.Л. Хроника конференции «Семантика конца и начала». – В кн.: Проблемы филологии, 2000
Ответь на вопросы викторины «Знаменитые речи»